Главная » Статьи » Статьи о художнике

Л.Рыжкова-Гришина (к персональной выставке Преснякова М.А. "Странствия")
Некоторые размышления о художниках и художествах

Поиски духа и странствия души,
или Мудрость Гермеса Трисмегиста


(к персональной выставке Преснякова М.А. "Странствия")

Я очень люблю бывать на выставках, причем, самых разных художников – направлений, эпох, стилей. Правда, всевозможными изощрёнными, вычурными «измами» мы сыты по горло. Все эти так называемые поиски собственного лица в живописи или почти все, как выясняется, гроша ломаного не стоят. Я тоже когда-то грешила подобными увлечениями и отдала дань моде, когда гонялась по выставкам этих художников, пытаясь что-то понять в их убогих попытках выразить себя при помощи нелепых мазков в виде треугольников, квадратов или примитивных цветных пятен.
Да, да, я честно пыталась в них что-то понять, разобраться, увидеть манеру, почерк, индивидуальность. Меня завораживал лучизм Ларионова, супрематизм Малевича, эпатажная манера Гончаровой, Экстер и иже с ними. Некоторое время была под впечатлением от Матисса, какую-то суть пыталась разглядеть даже в антихудожественном Шагале. Но мне было двадцать или чуть более двадцати лет. Думаю, Бог простит подобные заблуждения.
Правда, о Малевиче я и сейчас не хочу говорить однозначно, потому что у меня есть, что сказать по поводу его творчества, но не хватает времени, чтобы это сделать. Долгое время лежит в незаконченном виде эссе о нём, не хватает лишь внутреннего толчка, чтобы дописать. Дело в том, что о самом художнике, как мне кажется, я знаю… немного больше других. Самонадеянно звучит? Ничуть. Все объясняется очень просто, дело в том, что я долго дружила с дочерью Малевича Анной Казимировной и даже чуть не вышла замуж за его внука – Евгения. Она просила называть её именно Анной, хотя настоящее имя звучало как Уна, так назвал её отец. И мы много говорили о её детстве, об отце, о трудном времени, какое выпало на долю её поколения. Так что мне есть о чём написать, но вот сподоблюсь ли – Бог весть. Я лишь надеюсь, что разговор о художественных поисках и манере Малевича, у меня впереди. А если не суждено будет написать об этом – значит, такова Божья воля.
Сейчас я хочу сказать только одно – он был замечательный художник-реалист. И пусть господа либеральные критики не впадают от этого в эпатажный шок и не разбрызгивают ядовитую слюну, пытаясь сделать Малевича своим знаменем.
Я даже повторяю это: Малевич был реалистом и прекрасным рисовальщиком, несмотря на свои супрематические заблуждения! Но с ним что-то произошло. Однако об этом – в другой раз.
Помню, была у меня знакомая художница, тоже всю жизнь писавшая в реалистичной манере замечательные работы, одну из них она мне даже подарила, и вдруг с ней что-то случилось. Что – непонятно, но она стала писать совершенно невероятные вещи. Невероятные не в смысле невиданные, непонятные и туманные по содержанию – это-то как раз попытаться понять можно и нужно, поскольку каждый художник, каждая творческая личность – индивидуальна, неповторима и своеобычна, ибо отражает свои внутренние поиски, попытку осознать себя и своё место в мире. Но эти её новые работы были невероятными по самой манере изображения. Она показывала мне картину и говорила:
– Это зимнее утро, видите?
Я смотрела и видела нагромождение пятен – белого, розового и голубого цветов.
– Да, – отвечала я ей, – пытаюсь, хотя бело-голубая гамма вам несвойственна.
– Эти пятна – снег, – возражала художница.
– А что означает этот сиреневый мазок?
– Сиреневый? – переспрашивала она, – это свет зимнего солнца.
Рядом находилась картина, очень похожая на первую – те же пятна, тот же сиреневый мазок, но сквозь этот хаос проглядывало ещё одно, красновато-чёрное пятно.
– Это тоже зимнее утро?
– Нет, что вы, – всплёскивала руками художница, –  это портрет сына.
– Красноватый тон – это символичная радость… – начинала я.
– Вы правы, но здесь присутствует ещё чёрный цвет, это моя печаль, потому что он живёт очень далеко от меня.
Я снова честно вглядывалась в стоящую на подрамнике работу и никак не могла увидеть ни зимы, ни солнца, ни сына. И всё пыталась убедить себя, что это поиски,  нащупывание нового метода, иной угол зрения, наконец, попытка отыскать иные стилистические краски.
Прошло время. И я всё больше стала понимать, что за всеми этими пятнами и абстрактными мазками ничего нет. Любая абстракция почти всегда лишь маскирует отсутствие таланта, и никто в мире не убедит меня в обратном. Или болезнь.
В литературе то же самое.
Конечно, есть поиски, есть попытка найти свой голос, свои темы, случаются и ошибки – и они есть у всех. Кто-то грешит бунтарским романтизмом, кто-то призывает слушать «музыку революции», а кто-то и вовсе зовёт к топору. Но молодость проходит, и вместе с ней и максималистская неопытность, которая и толкает юный талант на подобные новаторства. И со временем этот талант понимает, что любое произведение отражает внутренний мир его создателя.
То есть творение изобличает, разоблачает, обнажает творца.
Если он изображает на своих страницах или полотнах словесный или цветовой хаос – такова его душа. Если Шишкин писал свои изумительные пейзажи, если Васнецов и Билибин были очарованы древнерусской, сказочной стариной, если Поленов заливал свои картины мягким солнечным светом – так именно потому, что таковым было наполнение их душ. И этот восторг перед русской природой, это очарование и свет выплёскивались на их полотна.
Вспомним слова мудрого Гермеса Трисмегиста, который говорил: что внутри – то и снаружи. И потому, видя перед собой абстрактные попытки изобразить на полотне жизнь внешнюю, я понимаю – пустой человек, и сказать ему нечего. То же в литературе  – читая иную книгу, видя попытки лукавого мудрствования или игры с формой, понимаешь – эк разбирает человека! Как он силится скрыть свою пустоту под видом этих нелепых формальных поисков и жалких потуг!   
Подлинное искусство всегда глубоко реалистично, глубоко национально, глубоко индивидуально и потому… сверхреалистично, наднационально и общечеловечно. Но говорить об этом можно очень долго. А мне ещё хочется сказать о выставке, на которой я недавно побывала.
Да, я очень люблю бывать на выставках. Прекрасно, если художник работает в реалистичной манере, ещё лучше – если он одарён от природы, и совсем уж замечательно, если ты знаешь этого художника лично. Я знаю Максимильяна Преснякова, совсем недавно мы работали с ним над моей книгой «Солнечная история о «Велесовой книге» – священном писании русского народа». Наверное, это счастливое совпадение, а правильнее сказать – Божья воля. Мною был подготовлен поэтический перевод «Велесовой книги», и тут выяснилось, что у Максимильяна лежат готовые иллюстрации. Дело оставалось только за обложкой, и вскоре она была им замечательно выполнена. Так что эта работа – наш совместный и успешно осуществлённый творческий проект.
Побывала я и у него в мастерской, и уже тогда возникло смутное желание выразить свои ощущения на бумаге, но тогда, видно, не приспело для этого время. И вот на выставке, которую Максимильян назвал «Странствия», мне почему-то немедленно захотелось сделать некоторые наброски, и тут уж от картины к картине я ходила с блокнотом, но волновали почему-то далеко не все работы.
Любопытная странность: почему нас волнуют одни картины и совершенно не трогают другие? Дело вовсе не в мере таланта, не в характере изображения, не в манере письма. Дело, видимо, в том, на одну ли волну настроены художник и его зритель, то есть, стал ли созерцатель картин сосердцателем автора. Есть у меня такие картины, которые как-то очень странно волнуют меня, задевают такие неведомые струны, что сердце начинает  ныть, метаться, болеть, трепетать, но при этом другого человека эти же картины трогают меньше или не трогают вовсе. И напротив, то, что волнует других, не всегда задевает меня. Причём, это может быть не всегда широко известная картина. То же, кстати, происходит и в литературе.
Есть, к примеру, у Фёдора Васильева картина «Оттепель», казалось бы, ничего в ней особенного нет, а я не могу смотреть на неё без душевного волнения. Или работы Шишкина – «Перед грозой», «Туманное утро», «Лесные дали». Что-то в них есть для меня глубоко личное, потаённое, пробуждающее древние воспоминания. То же я могу сказать о некоторых работах Васнецова, Перова.
На этой выставке меня порадовали многие работы Максимильяна. Не знаю, почему, привлекала работа «Дом в Галиче», хотя я никогда не была в Костромской области, если только очень давно и проездом. Очень тёплая палитра, уютная, узнаваемая и близкая русскому сердцу, как и изображённый художником старый дом в тени зелёных деревьев, густых, высоких, раскидистых. Хочется воскликнуть: «Это же уходящая Русь!» И сразу вспоминаются строчки Гумилёва:

В садах настурции и розаны,
В прудах отцветших караси, –
Усадьбы старые разбросаны
По всей таинственной Руси.

Может быть, этот дом – и есть осколок той, уходящей Руси, её едва различимый абрис. Так и видятся духовным зрением эти старые усадьбы, и щемит сердце, и свербит мысль – уходящая Русь! Господи, уходящая ведь! И не желает сердце мириться с этими страшными и хлёсткими словами. Эти мотивы сожаления появляются во многих работах Преснякова, которые даже в названии несут эмоционально-экспрессивную окраску, к примеру, – «Убиенная старина».
А вот другая работа – «Смерть дома»: розоватое небо, то ли предзакатное, то ли в огне далёких зарниц, с одной стороны – красивое, с другой стороны – тревожное, даже зловещее. И впрямь зловещее, потому что дом полуразрушен, крыша проломлена, окна давно разбиты или заколочены, и два человека что-то пытаются сделать около сорванной с петель двери. Что они тут делают? Разве от хорошей жизни они оказались здесь? Кто они – хозяева или лихие люди? И тут вдруг вы замечаете ещё одного человека, стоящего у окна внутри этого и впрямь полумёртвого дома. Невольно вздрагиваешь – а он что там делает?
Тоскливо становится на душе при осмотре этой работы Преснякова. Даже два дерева кажутся безжизненными на фоне медленно умирающего дома. Но такова жизнь. Что-то в ней ветшает и рушится, что-то приходит в негодность и умирает, и художник увидел этот печальный момент и запечатлел его: смотрите, как грустно, но такова реальность.  
А вот чудесная, изящная, тонкая графика. Меня почему-то тронула работа «Дорога болотных ветров» – может быть, самим поэтическим названием, может быть, изображённой картиной. Перед нами унылый пейзаж – поле, ветер, почти облетевшие, обнажившие свою древесную суть деревья… Травы, низко склонившиеся к земле от этого студёного ветра, уже подсохшие, уже почерневшие, уже съёжившиеся от наступивших холодов и этой вечной болотной сырости… Словом, былинки в поле…
Всё это мне напомнило одну из моих любимых тем в литературе – тему «маленького человека», похожего на эти былинки в поле, такого же одинокого и сирого.
Но перед нами – дорога… Грубый бревенчатый настил на сваях… На ней – повозка, такая же старая и унылая, как и весь пейзаж вокруг. Лошадёнка впереди уныло плетётся, то и дело отворачивая голову от ветра… Шатёр над повозкой давно разорван, и на ветру трепещутся клочки оставшейся материи… Невесёлая картина, что и говорить.
Куда едет этот одинокий человек по этой одинокой дороге сквозь болото, продуваемое всеми ветрами? Ах ты, Господи… Как грустна наша жизнь…
Но не всё так просто и однозначно в творчестве Преснякова, вот и в этой работе не всё уныло и безотрадно. В этой обветшалости и безысходности одновременно есть и нечто обнадёживающее… Бог знает, почему, но таковы ощущения. Может быть, это и есть импрессионизм?
Да, не всё так просто и однозначно в творчестве Преснякова, и на мой взгляд, его даже реалистом можно назвать не всегда, поскольку есть у него и явно импрессионистические картины.
Мне интересен Пресняков не только вчерашний, но и сегодняшний, и вот перед нами работы 2008 года – «В небесном саду», «Искушение Буса», и что же? Сегодняшний Пресняков, оказывается, снова возвращается к древнейшей истории, ведь сама личность Буса уводит нас в такую седую древность, что дух захватывает. Завесу над тайной личности Буса приоткрывает «Велесова книга», рассказывая о нём как о князе и герое древних славян, чья жизнь была овеяна легендами.
Родился Бус в Киеве Антском, что недалеко от горы Алатырской (современный Эльбрус), и в момент его рождения на небе зелёным светом вспыхнула Чигирь-Угорь-Звезда, и это было известие о том, что на Земле родился герой и учитель. В тот знаменательный день сорок звездочётов и волхвов пришли поклониться только что родившемуся Бусу, принеся ему дары и предсказав жизнь, полную славы и подвигов во имя своего народа. Знали волхвы, что на Землю пришёл не просто герой, но вестник Богов, который даст народу истинное учение о Прави и сам является третьим нисхождением на Землю Всевышнего Бога. Всё произошло так, как было предсказано, жизнь Буса была полна истинного подвижничества и духовных свершений, но закончилась трагически, он был распят своими врагами. А происходило всё это в далёком от нас 4 веке.
Известно, что у Буса остался сын, который стал знаменитым певцом-исполнителем гимнов, и звали его… Боян. В своих гимнах, которые он оставил потомкам, он рассказывал о легендарных подвигах своего народа и знаменитом отце.
Вот какая старина нашла своё отражение в работах художника Преснякова, и возвышенно-поэтическое отношение к славянской древности пронизывает всё его творчество.
Ещё одна его работа называется «Гиперборея. Нинчурт», где перед зрителем – странная картина. Озеро… вода… ровная, с едва заметной рябью на зеркальной поверхности… полузатопленные ели… А на заднем плане – пологие склоны могучей горы Нинчурт. Что это? Почему такой грустью овеян этот пейзаж? И почему ели оказались в воде? Что произошло здесь, в этих странных местах, около загадочной горы Нинчурт?
Видимо, подсознательная тяга к древним местам живёт в душе Максимильяна и не даёт ему покоя, как и многим творческим умам. Не даёт им покоя мысль о легендарной Гиперборее, нашей давней прародине, которая когда-то находилась на Северном Полюсе, в местах, где был тёплый климат, царила вечная весна, где люди могли летать и совершенно не знали, что такое зло. Погибшая в результате какого-то космического катаклизма Гиперборея оставила после себя потомков – ариев, а те – славян и русов.
И вот она, гора Нинчурт, рядом с которой современные исследователи в наши дни обнаруживают удивительные находки, подтверждающие существование Гипербореи в глубокой древности.
На переднем плане картины – камни, выступающие из воды и как бы оттеняющие эту тихую водную гладь… О, как непроста она… О, сколько тайн хранит она на своём каменистом дне.
Что же таит она? Каких волхвов видела она здесь? Какие кудесники передавали людям на её берегах высочайшую волю Богов?
И что там, в выси небес, над этой древней горой?
Видят ли Боги, что творится сегодня на их Святой Руси?
Где же ты, божественная Гиперборея?! Где ты?..
Далёким эхом разносятся над чудесной водной гладью мои далеко не праздные слова…
Вот такие ассоциации вызвала эта картина Максимильяна. При этом я вовсе не утверждаю, что Древняя легендарная Русь – основная тема художника, но то, что она занимает большое место в его творчестве, это несомненно. Мир художника Преснякова – это мир, где живут Сварог и Лада, Дажьбог и Купала, Велес и Перун, Макошь и Майя Златогорка. Это мир, где мы видим различные жанровые сцены, на одних поселяне вяжут снопы, на других – водят хороводы, заклинают дождь и любуются красотой окружающей природы.
Есть у него картины и на более близкие к нам по времени сюжеты, например, «Дудари». Четыре человека изображены во время игры на музыкальных инструментах, но изображены они не статично, а во время движения. Один из них стар, другой помоложе, похоже, что это сын. Третий – юноша, он кажется менее увлечённым игрой, может, что-то отвлекло его? И четвёртый – совсем маленький паренёк, он послушно идёт рядом с дедом, но по всему видно, что игра ему совсем не в тягость.
Перед нами – четыре поколения, скорее всего, это члены одной семьи, они –  музыканты-дудари. Дуда – старинный музыкальный инструмент. Даль толкует это как «народное музыкальное  орудие у пастухов, ребят, нищих, редко употребляемое вместе с прочими народным музыкальными орудиями (гудком, балалайкою, волынкою, рожком); она делается из бузинной трости, камыша, тростника, из снятой раннею весною коры с ивового прута». Известно, что впоследствии дударей нещадно травил «тишайший» царь Алексей Михайлович Романов, запрещая скоморошество и игру на русских народных инструментах под страхом жестокого наказания и даже смерти.
Но ожили древние исполнители на картине Максимильяна Преснякова.
Давайте прислушаемся… Может, мы даже услышим их далёкую и почти забытую ныне мелодию древнерусских напевов?
И ещё об одной картине мне хочется сказать, это – «Заглядывание в круг», тоже представляющей собой сцену из жизни Древней Руси, своеобразный срез, пропущенный сквозь личностное видение художника. Опушка берёзового леса… На ней – молодые юноши и девушки в нарядных одеждах, (а именно так всегда одевались на Руси – ярко и солнечно) стоят кругом… Ноги их босы, лиц почти не видно, но все они заняты священнодейством…  Видимо, они гадают, что их ждёт в будущем. Одна девушка заглядывает в большой блестящий круг… Что там, в его волшебной глубине?..
Берёзки тонкие, юные, как и эти юноши и девушки, словно в знак согласия склонили над ними свои тонкие верхушки.
И мне тоже захотелось узнать будущее Максимильяна, но даже не заглядывая в волшебный круг, мне стало ясно – оно замечательно и плодотворно. Когда поэту есть что сказать, – рифмы рвутся наружу. Когда у художника полна душа – краски рвутся на  полотно.
Конечно, не все его работы равноценны. Но тот же антихудожественный (по крайней мере, для меня) Дали однажды сказал совершенно удивительную фразу: «Не бойтесь совершенства, оно недосягаемо». И потом, по мне лучше находить искорки таланта, чем выискивать блох в чьём-либо творчестве.
Мне думается, все его работы – тоже поиски духа и странствия мятежной души, ищущей смысла, жаждущей истины и стремящейся к Божьим высотам. Не случайно выставку художник коротко назвал «Странствия», но было бы ошибочно утверждать, что это – впечатления праздного путешественника, нет, конечно, это далеко не так.
Иногда приходится слышать – нельзя так много писать. Но почему же? Годами высасывает из пальца сюжет только бездарь, а человек талантливый лишь переносит божественную гармонию из высших сфер в мир земной, но как он это делает – тайна мастерства. Главное – то, что у него внутри, выплёскивается наружу в виде горних стихов, божественных ритмов или одухотворённых картин. Помните, что говорил по этому поводу мудрец Гермес Триждывеличайший?  


Любовь Рыжкова-Гришина,
поэт, член Союза писателей России,
лауреат Международного конкурса им. А. Толстого
2008г.

Категория: Статьи о художнике | Добавил: Admin (03.02.2012)
Просмотров: 1094 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: